В пятницу я притомилась и не выложила очередной матерский пост. Исправляюсь. Но выкладываю, написанный прошлой осенью. Наконец отредактировала.
Егор возвращается с похорон и говорит: “Я решил теперь принимать клиентов в костюме с жилеткой, рубашкой, возможно, галстуком”.
Теперь он работает на маленьком балкончике в спальне. Том самом, где раньше стоял мой алтарь с богом, богиней, свечами, благовониями и статуэтками драконов. На месте его кабинета – детская.
“Когда я в рубашке и жилетке, – чуть позже, говорит он, – меня будто кто-то держит изнутри, это почти как в корсете”.
Про корсет он не шутит. Корсет он себе купил, потому что у всех нас изрядно устали спины.
Я сама с момента, как вышла к клиентам, замечаю, что в рабочий день надеваю платье или рубашку. “Для кормления так удобнее и быстрее”, – объясняю я себе.
А еще, чтобы не путать клиентские будни с детскими.
Кажется, происходит то, в чем так сложно себе признаваться. Теперь мы одеваемся, как взрослые люди. То есть как те взрослые люди, которыми мечтали быть в детстве. Как те, которых видели вокруг, но чуть качественнее и дороже одетые. Потому что не советский союз все-таки. Выходит, мы те самые люди, которые стали “более лучше одеваться”.
Косплеить взрослых проще, чем быть ими, справляться с родительством, давать себе ответственность за то, что делаем.
Дважды Бурерождённому всё равно. Пока мы работаем, он ползает между комнатами в подгузнике на голом теле.
Он улыбается любым нам, будь на нас рубашка, майка или фестивальные афгани.
Для него мы по-любому взрослые. Его специальные взрослые.