Category Archives: Творчество


Здесь всё то, что творю и вытворяю.
Список публикаций.

Любофффная лирика

Почти организовали ребенку детскую. Муж теперь работает с балкончика в спальне (бывшая алтарная), а я вспоминаю, как это с утра запланировать весь объем одежды, макияж и духи на день – потому что доступа туда не будет.
Ну и, конечно, перестрйока даже в одной комнате – мини бедствие. Сантиметр за сантиметром отвоевываем пространство у хаоса. Иногда находится интересное. В т.ч. старые блокноты, а в них – наброcки, конспекты, цитаты, #gestaltdoodles. Кое-что уже в психотелегу утащила. Но там же ещё, блин, любовная и религиозная лирика. Причем не угадаешь, где какая. И личная, что стыдно. Будете угадывать, что богу, что другому любимому? Ваши ставки.
Continue reading

Пять

128 дней матерства. Стихи, которые я заслужила


Суровая правда жизни гонит работать. А поскольку свои сказки и стихи я работой не считаю, им намечается кирдык. Но я не сдаюсь. Потихоньку за 2 месяца закончила бессонную сказку. Отлежится и вам покажу. Из “серьезной” поэзии в голове смутные фразы и обрывки. Зато мозг с младенцем генерирует огромное количество смешных раймз.
Птица славка
Ярославке
Нарвала на поле травки.
В черной кепочке несёт,
Ярке песенку поёт:
“Птица славка
Ярославке
Ягод стырила с прилавка.
В рыжей кепочке несёт,
Яше песенку поёт:
“Птица славка
Ярославке
Собрала грибов на травке.
В красной кепочке несёт,
Ясе песенку поёт:
“Птица славка
Ярославке
Наварила супа банку.
В черной шапочке несёт,
Песню Ярушке поёт:
Птица славка
Ярославке
Ставила на лоб пиявки.
В рыжей шапочке несёт,
Ясе песенку поёт:
Птица славка
Ярославке
Прочитала книжку Каффки
В красной шапочке летит,
Яру сказку говорит:
Птица славка
Ярославке
Вырвала листок тетрадки.
В черной кепочке несёт,
Записи о нём ведёт:
“…”””””””
Как говорится, продолжать можно бесконечно, в любом порядке и с любыми подходящими рифмами :D
Источник иллюстрации
Или вот ещё Continue reading

Если дракон опаздывает

Из старенького

Драконы опаздывают, потому что им не хочется куда-то попасть или у них появилось занятие поважнее. Они считают, что у всех это так, поэтому если к ним опаздывают, могут обидеться или просто сделать свои драконьи выводы. Если дракон очень хочет попасть на стрелку, он может случайно оказаться на месте на полчаса раньше (а то и на сутки!).


86 дней матерства. Цезарь покакал


Крик младенца рвёт тишину в клочья. Ту самую тишину, что так любит Злата. Он вгрызается в череп. Застревает между полушариями мозга. Взрывается осколками отчаяния. Кажется, вместе с тишиной умирает её любовь к сыну.
– Когда ж это кончится, – шепчет она в своей голове. Злата почти не говорит вслух с возвращения из роддома. Когда Парень орёт – его не перекричать. Когда молчит – жаль нарушать тишину. Теперь Злата звучит иначе. Скрипит диваном. Шипит и шикает, как учат инста-неонатологи. Пыхтит, прыгая на фитболе. Мычит колыбельные. Больше для себя, чем для младенца. Как и все мамы мира первые месяцы жизни своих детей.
Став матерью в 50 лет, Злата хотела всё сделать правильно. Чаще брать на ручки своего Парня. Крепко обнимать его, когда плачет. Ведь пустышка – кляп. Манеж – тюрьма. Пелёнка – смирительная рубашка.
На пятом часу крика слёзы беззвучно стекают по Златиным щекам. Парень ещё не умеет плакать. Зато может кричать. Перебирая октавы и регистры. Переходя с весенне-кошачьего на жабий и обратно. В поисках самого эффективного средства поражения материнской миндалины.
Принципы гуманистической педагогики облетают под натиском младенческого крика, как кленовые листья по осени. Совсем, как в тот день, когда Злата узнала: у неё будет ребёнок. За пару месяцев до того подруга подарила на юбилей билеты на концерт In Extremo. Тот обернулся случайным сексом в туалете. С юнцом в кожаных штанах и какой-то рванине. Под барабаны и волынки. Злата чувствовала себя такой молодой и безрассудной тогда. Потом радовалась, что её первенец, её единственный ребёнок, появится на свет от безрассудной страсти. А теперь чувствовала себя такой старой. Слишком старой для этого дерьма.
Пелёнка белая. Рыхлая. Из нежнейшего муслина. Ею Злата мечтала укрывать Парня в плетёной люльке, как на картинках в каталогах mother care. Теперь пелёнка на полу. По центру на спине – младенец. Дергает ножками. Машет руками. Закидывает голову. Орёт так, что кажется: заглянув в рот, можно разглядеть весь кишечник до просвета прямой кишки. Злате хочется нырнуть в этот бездонный тоннель крика и исчезнуть там навсегда. Вместо этого она трясёт головой, прогоняя мысли. С силой прижимает правую руку Парня к пелёнке. Он сопротивляется, не хочет выпрямлять локоть. Но Злата сильнее. Она подтыкает угол ткани ему под левый бок, тянет полотнище под спиною. И вот рука вдоль тела зафиксирована. Аж немного хрустит. Ручка ли? Головка на полу? Пелёнка? Малыш затихает.
– Ты ж мой римский тиран, – вдруг говорит Злата громко вслух и пихает левый край пеленки под правый бок младенца. Ладонью фиксирует на грудную клетку и руки, чтобы перевернуть Парня на бок, на живот, снова на бок, на спину. Завернуть, закутать, спеленать. И снова хруст. Ручка ли? Шейка? Пелёнка? Малыш замирает.
– Ты же мой патриций в изысканной тоге, – вглядывается Злата в Парня, утонувшего в складках пелёнки. Тот вращает глазами. Подрагивает подбородком. И внезапно молчит.
– Ты же мой великий Цезарь. Одновременно жрёшь, пьёшь и срёшь, – на секунду она замолкает, ужасаясь словам и тону. И тишине. Парень внимательно смотрит на неё. Закатывает глаза. Сводит брови. Краснеет лицом. Она продолжает: – Ты же новое блюдо от шефа. «Цезарь-шаверма». Незабываемый вкус! Так бы и съела!
Она улыбается впервые за пару недель. Гай растягивает губы. То ли в ответ. То ли от облегчения. Цезарь покакал.

65 дней матерства

Тёмной-тёмной ночью на тёмной-тёмной улице в тёмной-тёмной комнате за тёмными-тёмными шторами слышно: “Чух-чух-чух. Чух-чух-чух. Чух-чух-чух” На тёмном-тёмном шаре вверх-вниз вверх-вниз прыгает тёмная фигура. Жирные волосы повисли сосульками. Из-под рваной чёлки в глубине синюшной черноты поблескивают глаза. Ворот майки растянут. Под ним на красной коже набухших титек пульсируют синеватые жилы. Тонкие руки будто облеплены угловатой мышцой в сетке рельефных сосудов. Коленки торчат на тонковатых ногах опухшими шарнирами. Сгорбившись она прижимает к спавшему животу спеленутый кулек. “Чух-чух-чух, чух-чух-чух” – шепчет ему иссохшими до трещин губами. Резина под ней поскрипывает и пахнет старой покрышкой. Вся комната пахнет старой покрышкой, потом и кислым молоком. Если эта женщина доживёт до утра, она взвоет на домочадцев истошно, как баньши, и пойдёт разминать твёрдым-претвёрдым блекроллом натруженные ягодицы. А если нет – следующей ночью она придёт к тебе, полуночник. Так что тссс. Чух-чух-чух. Спи уже.

Продолжаю вяло осваивать author.today. Сразу схватила отрицательный рейтинг. Оказалось, что записи с упоминанием писательского образования стабильно минусуются. Интересно, это случайность? Мои записи про учёбу хуже, чем другие? Или это выражение отношения сообщества к писательским курсам?

Мне важно учиться.
Во-первых, на писательских курсах работает социальная поддержка. Решая задачи, общие с сокурсниками, я бодрее продвигаюсь со своими задачами. И больше пишу, чего уж.

Во-вторых, мое литературное образование закончилось в школе. И было не то, чтобы слишком хорошим. Мне лучше давались математика и физика, чем русский язык. Соответственно, и заниматься ими хотелось больше. В этом же причина того, что я не пошла в лит. Какой писатель с четверкой по русскому языку? Приходится навёрстывать.

В-третьих, я не верю в образование в стиле: “просто читай” или “просто пиши”. В чтении важна осознанность и система анализа текстов. В письме регулярность и обратная связь. Тут тоже курсы помогают.

А вы что думаете? Учились чтению и письму во взрослом возрасте?

2024-18. Память, говори!


Вот и пролетел первый месяц моего самоназначенного декрета. Пока называю его “отпуском по уходу за внутренним ребёнком”. Где-то посередине закончился курс “Память, говори!” под руководством Анастасии Володиной и Марины Кочан. Это был мой первый вебинарный курс – с регулярными встречами. И самый тяжёлый. Но не из-за необходимости присутствия. Ни одного занятия не пропустила – хоть и боялась.
Во-первых, автофикшн всё ещё кажется мне довольно тяжёлым для чтения. Очень уж много в нём перерабатывается и переосмысляется травматического опыта. Поэтому домашнее чтение, которое я продолжаю, часто и во многом гнетущее. Для письма – это ещё сложнее. Тут и проблемы самораскрытия. И этические вопросы про других участников событий. И необходимость тот самый опыт переработать до той степени, чтобы не делать себе психотерапию за счёт читателя. Последнее мне кажется особенно важным. В некотором смысле более этичным из моей профессиональной психотерапевтической позиции. Не вижу смысла создавать в нашем мире что-то ретравмирующее читателей.
Во-вторых, ужасно не повезло с расписанием. Курс начался, когда я ещё работала с клиентами пн, ср, чт. Вебинары проходили по воскресеньям, а сдавать работы надо было в среду вечером. В итоге на интенсивную работу с текстом и у меня была половинка воскресенья и вторник с моими беременным врачами. В итоге я отрывалась на финальным рассказом по полной уже в декрете. Настолько, что к финальной версии меня уже тошнило от него. Я даже рада, что его не отобрали ни в “Пашню”, ни в “Юность”. Я смогу спокойно его доработать и выложить здесь или в папку рассказов для потенциальной рассылки в журналы. А то если всё, написанное на курсах, публиковать на курсах же, так и не будет никогда запаса.
В-третьих, я ужасно боялась Марины Степновой – финальной рецензентки. Накануне разбора мне даже приснился кошмар, как я сижу в аудитории-амфитеатре где-то в МГУ. За преподавательским столом сбокушку от кафедры Марина Львовна Степнова зачитывает список студентов с планами на обсуждение. И вот она доходит до меня и говорит: “Странно, что вообще тут разбирать. Написано хорошо, но бессмысленно, и история яйца выеденного не стоит”. Я даже не пугаюсь во сне. А только когда просыпаюсь. В реальности же все было хорошо. Несколько мест, которые можно поправить. И всё это даже не про стиль, а про концепт. И, в целом, дело вкуса.
Очень рада, что выиграла себе скидку на этот курс. И решила не отменять его. “Память, говори!” – это не просто очередной тематический курс. А целое терапевтическое упражнение, полезное всем авторам, опасающимся критики. Потому что тут особенно сложно сделать шаг от текста, прежде чем показать его читателю. Перестать склеивать текст-себя-автора. Пусть критика летит мимо личности. А ошибочные интерпретации воспринимаются не ошибочными, а расширяющими. И упражнение это на максималках – потому что если делаешь текст из своей истории, то именно это отстраняющееся движение сделать сложнее. И может казаться, что читатели оценивают не текст, а всю твою жизнь. Отстранение необходимо не только, чтобы сберечь хрупкое писательское эго, но ещё, чтобы текст вышел всё-таки художественным. Найти тональность, рамку, метафору проще, если не пытаешься рассказать последовательную историю из своей памяти. У меня получилось.
Приходится признать, что в результате этого отвлечения , я не закончу свою странную повесть до встречи с малышом. Но всему своё время.

Мое детство преисполнено лжи. Жасмин оказался чубушником. Мимоза – белой акацией. Багульник вовсе – рододендроном. Вот и верь после этого взрослым. Надейся на что-то. Люби цветы.

С 8 марта

Годовщина женского марша –
лишний повод напомнить изящно
дочке, сестре или маме,
что их не хотят видеть
за чьим-то компьютерным кодом,
за классно написанной книжкой,
в кабинах башенных кранов
и вообще каких-то кабинах,
если только это не порно –
тогда хоть в белом халате
с микроскопом, фонендоскопом…
Напомнить,
что её не хотят видеть
свободной, злой или старой.
Всё это не так эстетично,
как фартук в желтых помпонах.
Праздник 8 марта –
время мужского реванша.

Фотография и идея – [info]irondragonfly