Дважды Бурерожденный усиленно осваивает губы и язык. Надувает, вытягивает, жамкает. Отчего периодически строит совершенно старческую мордочку, которую мне никак не удается поймать в кадр. Что-то в этом есть: родство младенческой и старческой улыбок без зубов. Схожесть уязвимости и нуждаемости. А автономия где-то между двумя беззубьями.
Весь в папу. Я частенько забываю, насколько Егор моложе меня. Называю его “мой пошлый старик”. Старость не столько дальность от рождения, сколько близость к смерти.
Вишлист
