Первая волна весны накрыла Москву с её небоскрёбами. Распустились ольха и верба. К ним присоединилась берёза и тучные тельца аллергиков. Но даже несмотря на покрасневший нос, молодая мама была счастлива. Она шла по улице, подставив лицо тёплому свету. Солнце было настолько непривычно ярким и тёплым для марта, что желтые цветочки повыскакивали по склонам у жилого комплекса не дожидаясь травы. А коммунальщики вооружились копьями против накопленного за зиму мусора. Удар – и окурок пронзён, удар – и блестящий фантик отправляется в мусорный пакет. С ближайшего канализационного люка на них с опаской косится дракон, уже пронзённый.
Но мама ничего этого не замечала. Солнце пробуждало внутри тепло и нежность. Наполняло ими пустоту в животе, освобождённую рождением ребёнка. Солнце тянуло за краешки губ улыбку. Прогоняло с лица серость, накопленную за первые недели декрета. Приманивало на её место веснушки.
Мамина дубленка была распахнута, как и три месяца назад, когда ещё не сходилась на животе. И вот снова не застегнуться. Только малыш теперь не в животе, а почти что над сердцем. Притянутый к маме широким шарфом крепко, будто в объятиях. На тканом рисунке шарфа треугольники солнечных лучей поблескивают, подмигивают солнышку в небе. На припылённо коралловом фоне желтые мишки рычат на желтые ели, распугивая остатки мрачных мыслей.
В одной руке мамы в стеклянной бутылке плескалась медовая жидкость. В другой – позвякивала холщовая авоська с зелёным принтом. Свобода и счастье самой сходить в магазин, не ожидая пока курьер разбудит ребенка. Сегодня не нужно выбирать: быть мамой или сытой, быть мамой или хозяйкой, быть мамой или собой. Плотный шарф крепко держит и греет, как мамины руки. И дышат они вместе. Сердца бьются в такт. На один мамин удар – два детских.
Прохожие оборачивались на маму. Поглядывали, казалось, удивленно. Мужчина в потёртом пальто даже остановился, собираясь что-то сказать, но махнул рукой и побрёл в сторону “Красного и Белого”. “Наверное, хотел попросить денег. Или просто сказать, какие мы с сыной чудесные”, – подумала мама. Эта мысль снова заставила её улыбнуться. Она наклонила голову, как иногда делают птицы. И заглянула туда, где дремал малыш в уюте и тепле под тремя слоями шарфа. Он сложил руки на мамину грудь под ключицами, уложил на них щеку.
От невыносимого трепета ей снова захотелось пить. Мама остановилась, запрокинула голову и допила последние глотки из бутылки. Громко с удовольствием выдохнула, слегка рыгнув. И так же жадно вдохнула. Малыш завозился и стал причмокивать губами, не просыпаясь. Мама едва сдержалась, чтобы не поцеловать открывшуюся солнцу щёку. Будить-то жалко!
– Как не стыдно! – скрипучий голос прорезал кокон слиянной неги мамы-малыша. – Вот ведь, а ещё мать!
– Извините, – на всякий случай сказала мама. Ей хотелось быстрее отодвинуть подальше этот странный голос и его маленькую женщину в малиновом пальто и кремовом платке с розово-серыми клетками. Пустыми птичьими клетками.
– Хлещет пивасик, а денег на детскую коляску нет! – губы в цвет пальто скривились. – Какой-то тряпкой к себе примотала! Постыдилась бы! Сидела бы дома! Фу!
Из “Красного и белого” как раз вышел мужчина в потертом пальто. Тот самый – обросший щетиной неровно, словно яблоня – мхом. Мужчина затряс кулаком и активно закивал. Закивала дама с айфоном на лавочке у детской площадки. Кажется, даже продавщица в булочной закивала и одобрительно хмыкнула.
– Небось бутылкой кормишь, чтобы гулять-веселиться! Или ещё хуже! Травишь своим молоком поганым! Тьфу!
Мамины плечи потянулись вверх, отчего шея немедленно напряглась. Намотка шарфа где-то ослабла, где-то подтянулась, не позволяя ослабить объятий. Мама ощутила спиной весь груз авоськи и ребенка.
“Не слушай её!” – рычали медведи на шарфе. “Завидует, старуха” – шуршали ели. “Всё пройдет, моя хорошая,” – шептали солнца.
Мама замахнулась пустой теперь бутылкой и метнула её в синий мусорный бак. Женщинах в клетках что-то крикнула и отстранилась. Пара капель комбучи попали на мамину дублёнку и дорогой слинг. Стекло словно ойкнуло, встретившись с мусором для переработки. А в остальном ничего не изменилось. Малыш не проснулся, не расплакался. Солнце продолжило камлать к мать-и-мачехе. Коммунальщики – сражаться с драконами. А жители – с непристойным материнским поведением.
Мама расправила плечи. Провела руками по шарфу. Развела полотна подальше от шеи. Что-то подтянула, что-то ослабила. Поелозила спиной. Погладила уютно провисшую в слинге попку. Выдохнула и улыбнулась. Ведь у нее есть защитники: медведи, солнце да ёлки! А сын – и вовсе дракон.
© 2025, Татьяна (ДраКошка) Лапшина. Все права защищены. Распространение материалов возможно и приветствуется с указанием ссылки. Для модификации и коммерческого использования, свяжитесь с автором
