Category Archives: Творчество


Здесь всё то, что творю и вытворяю.
Список публикаций.

Страхи этого Самайна

Бывают ужасы двух видов.
Хоррор. Иду по осенней улочке вдоль осыпавшихся кленов под проливным дождём. Вокруг никого. Наушники разрядились. Дождь стучит по дождевику коляски со спящим младенцем. Уютно, как по крыше. Я бы забралась к тебе, малыш, в уютный пуховой кокон и сухую коляску. Вместо этого мокрый шерстяной шарф-тартан холодит подбородок. Вдруг замечаю табличку, которую раньше не видела. Подхожу прочитать: “Аллея мира”. Из ближайших кустов – как только её не заметила, ведь там листва тоже опала – выходит пушистая белая собака. Садится в паре шагов от меня, будто указывая носом на табличку, переступает передними лапами, прикрывает красноватые глаза, закидывает морду и начинает картинно выть. Волосы на загривке встают дыбом. Не у меня, у собаки. Я вдруг разом замечаю, что собака абсолютно белая, чистая и сухая. Как я могла её не заметить в кустах? Говорю: “Понимаю. Сама в душе сколько вою на аллее мира. Но, знаешь что, сегодня эта песня не про меня, у меня другие планы”. Киваю и качу колясочку дальше. Держусь взглядом за запотевшее окошко дождевика. Другие планы. Другие дела. Жизнь.
Триллер. Подхожу по осенней улочке к перекрестку. Красный свет светофора отражается в лужах. Красит кленовые листья в оптимистично рыжий цвет. Заигрывает с ярким самолетом-памятником полярной авиации. Поздновато. Машин на дорогах нет. Но я стою – у меня коляска с малышом. Берегусь. Вздрагиваю. Меня обдает кислотной волной перегара. Жаром чужого тела. Едва успеваю отшатнуться с их дороги. Женщина тащит за собой подростка. Одной рукой держит его, в другой сжимает бутылку. У нее округлый лоб и вскинутые брови, делающие взгляд почти пустым. “Мам, куда мы идём?” – подросток в потрепанной парке кричит и ловит на лету упавшую с женщины шапку. “Мам! Куда мы идём и зачем?” Красный горит. Она тащит его по диагонали через дорогу. Я вижу, как алая kia берёт разгон после поворота. “Мама, зачем?” Голос хрипит как на зажеванной кассете. Зажмуриваюсь.
Такие времена. Берегите себя.

170 день матерства. Дождливая колыбельная


С мамой мы гулять идём.
Домик осени найдём.
Листьев ярких соберём.
Не промокнем под дождём.
Мамин яркий дождевик
Шелестит нам: “Пыщ-пыщ-пыщ”, –
Капли ловит на лету –
В лужу воду буль-буль-буль.
Подстаканник дзын-дзын-дзынь.
Кофе в термосе пс-пс.
Воробьями – чик-чирик –
Куст-боярышник набит.
Листья клёнов шур-шур-шур.
Котик рядом мур-мур-мур.
Дождик хнычет: “Кап-кап-кап”.
Сон нас манит: “Храп-храп-храп”.
Осень близко, не зима.
Гуси в парке га-га-га.
Утки в речке кря-кря-кря.
Малышонкам спать пора.
С ветки падает каштан.
Прямо под ноги паф-паф.
Под ботинком: “Чав-чав-чавк!” –
Подпевает нам слизняк.
Нас торопит листопад:
“Хватит вам уже гулять”.
Поскорее засыпай.
Скажем дождику: “Гуд-бай”.
(с) Я

Любофффная лирика

Почти организовали ребенку детскую. Муж теперь работает с балкончика в спальне (бывшая алтарная), а я вспоминаю, как это с утра запланировать весь объем одежды, макияж и духи на день – потому что доступа туда не будет.
Ну и, конечно, перестрйока даже в одной комнате – мини бедствие. Сантиметр за сантиметром отвоевываем пространство у хаоса. Иногда находится интересное. В т.ч. старые блокноты, а в них – наброcки, конспекты, цитаты, #gestaltdoodles. Кое-что уже в психотелегу утащила. Но там же ещё, блин, любовная и религиозная лирика. Причем не угадаешь, где какая. И личная, что стыдно. Будете угадывать, что богу, что другому любимому? Ваши ставки.
Continue reading

Пять

128 дней матерства. Стихи, которые я заслужила


Суровая правда жизни гонит работать. А поскольку свои сказки и стихи я работой не считаю, им намечается кирдык. Но я не сдаюсь. Потихоньку за 2 месяца закончила бессонную сказку. Отлежится и вам покажу. Из “серьезной” поэзии в голове смутные фразы и обрывки. Зато мозг с младенцем генерирует огромное количество смешных раймз.
Птица славка
Ярославке
Нарвала на поле травки.
В черной кепочке несёт,
Ярке песенку поёт:
“Птица славка
Ярославке
Ягод стырила с прилавка.
В рыжей кепочке несёт,
Яше песенку поёт:
“Птица славка
Ярославке
Собрала грибов на травке.
В красной кепочке несёт,
Ясе песенку поёт:
“Птица славка
Ярославке
Наварила супа банку.
В черной шапочке несёт,
Песню Ярушке поёт:
Птица славка
Ярославке
Ставила на лоб пиявки.
В рыжей шапочке несёт,
Ясе песенку поёт:
Птица славка
Ярославке
Прочитала книжку Каффки
В красной шапочке летит,
Яру сказку говорит:
Птица славка
Ярославке
Вырвала листок тетрадки.
В черной кепочке несёт,
Записи о нём ведёт:
“…”””””””
Как говорится, продолжать можно бесконечно, в любом порядке и с любыми подходящими рифмами :D
Источник иллюстрации
Или вот ещё Continue reading

Если дракон опаздывает

Из старенького

Драконы опаздывают, потому что им не хочется куда-то попасть или у них появилось занятие поважнее. Они считают, что у всех это так, поэтому если к ним опаздывают, могут обидеться или просто сделать свои драконьи выводы. Если дракон очень хочет попасть на стрелку, он может случайно оказаться на месте на полчаса раньше (а то и на сутки!).


86 дней матерства. Цезарь покакал


Крик младенца рвёт тишину в клочья. Ту самую тишину, что так любит Злата. Он вгрызается в череп. Застревает между полушариями мозга. Взрывается осколками отчаяния. Кажется, вместе с тишиной умирает её любовь к сыну.
– Когда ж это кончится, – шепчет она в своей голове. Злата почти не говорит вслух с возвращения из роддома. Когда Парень орёт – его не перекричать. Когда молчит – жаль нарушать тишину. Теперь Злата звучит иначе. Скрипит диваном. Шипит и шикает, как учат инста-неонатологи. Пыхтит, прыгая на фитболе. Мычит колыбельные. Больше для себя, чем для младенца. Как и все мамы мира первые месяцы жизни своих детей.
Став матерью в 50 лет, Злата хотела всё сделать правильно. Чаще брать на ручки своего Парня. Крепко обнимать его, когда плачет. Ведь пустышка – кляп. Манеж – тюрьма. Пелёнка – смирительная рубашка.
На пятом часу крика слёзы беззвучно стекают по Златиным щекам. Парень ещё не умеет плакать. Зато может кричать. Перебирая октавы и регистры. Переходя с весенне-кошачьего на жабий и обратно. В поисках самого эффективного средства поражения материнской миндалины.
Принципы гуманистической педагогики облетают под натиском младенческого крика, как кленовые листья по осени. Совсем, как в тот день, когда Злата узнала: у неё будет ребёнок. За пару месяцев до того подруга подарила на юбилей билеты на концерт In Extremo. Тот обернулся случайным сексом в туалете. С юнцом в кожаных штанах и какой-то рванине. Под барабаны и волынки. Злата чувствовала себя такой молодой и безрассудной тогда. Потом радовалась, что её первенец, её единственный ребёнок, появится на свет от безрассудной страсти. А теперь чувствовала себя такой старой. Слишком старой для этого дерьма.
Пелёнка белая. Рыхлая. Из нежнейшего муслина. Ею Злата мечтала укрывать Парня в плетёной люльке, как на картинках в каталогах mother care. Теперь пелёнка на полу. По центру на спине – младенец. Дергает ножками. Машет руками. Закидывает голову. Орёт так, что кажется: заглянув в рот, можно разглядеть весь кишечник до просвета прямой кишки. Злате хочется нырнуть в этот бездонный тоннель крика и исчезнуть там навсегда. Вместо этого она трясёт головой, прогоняя мысли. С силой прижимает правую руку Парня к пелёнке. Он сопротивляется, не хочет выпрямлять локоть. Но Злата сильнее. Она подтыкает угол ткани ему под левый бок, тянет полотнище под спиною. И вот рука вдоль тела зафиксирована. Аж немного хрустит. Ручка ли? Головка на полу? Пелёнка? Малыш затихает.
– Ты ж мой римский тиран, – вдруг говорит Злата громко вслух и пихает левый край пеленки под правый бок младенца. Ладонью фиксирует на грудную клетку и руки, чтобы перевернуть Парня на бок, на живот, снова на бок, на спину. Завернуть, закутать, спеленать. И снова хруст. Ручка ли? Шейка? Пелёнка? Малыш замирает.
– Ты же мой патриций в изысканной тоге, – вглядывается Злата в Парня, утонувшего в складках пелёнки. Тот вращает глазами. Подрагивает подбородком. И внезапно молчит.
– Ты же мой великий Цезарь. Одновременно жрёшь, пьёшь и срёшь, – на секунду она замолкает, ужасаясь словам и тону. И тишине. Парень внимательно смотрит на неё. Закатывает глаза. Сводит брови. Краснеет лицом. Она продолжает: – Ты же новое блюдо от шефа. «Цезарь-шаверма». Незабываемый вкус! Так бы и съела!
Она улыбается впервые за пару недель. Гай растягивает губы. То ли в ответ. То ли от облегчения. Цезарь покакал.

65 дней матерства

Тёмной-тёмной ночью на тёмной-тёмной улице в тёмной-тёмной комнате за тёмными-тёмными шторами слышно: “Чух-чух-чух. Чух-чух-чух. Чух-чух-чух” На тёмном-тёмном шаре вверх-вниз вверх-вниз прыгает тёмная фигура. Жирные волосы повисли сосульками. Из-под рваной чёлки в глубине синюшной черноты поблескивают глаза. Ворот майки растянут. Под ним на красной коже набухших титек пульсируют синеватые жилы. Тонкие руки будто облеплены угловатой мышцой в сетке рельефных сосудов. Коленки торчат на тонковатых ногах опухшими шарнирами. Сгорбившись она прижимает к спавшему животу спеленутый кулек. “Чух-чух-чух, чух-чух-чух” – шепчет ему иссохшими до трещин губами. Резина под ней поскрипывает и пахнет старой покрышкой. Вся комната пахнет старой покрышкой, потом и кислым молоком. Если эта женщина доживёт до утра, она взвоет на домочадцев истошно, как баньши, и пойдёт разминать твёрдым-претвёрдым блекроллом натруженные ягодицы. А если нет – следующей ночью она придёт к тебе, полуночник. Так что тссс. Чух-чух-чух. Спи уже.

Продолжаю вяло осваивать author.today. Сразу схватила отрицательный рейтинг. Оказалось, что записи с упоминанием писательского образования стабильно минусуются. Интересно, это случайность? Мои записи про учёбу хуже, чем другие? Или это выражение отношения сообщества к писательским курсам?

Мне важно учиться.
Во-первых, на писательских курсах работает социальная поддержка. Решая задачи, общие с сокурсниками, я бодрее продвигаюсь со своими задачами. И больше пишу, чего уж.

Во-вторых, мое литературное образование закончилось в школе. И было не то, чтобы слишком хорошим. Мне лучше давались математика и физика, чем русский язык. Соответственно, и заниматься ими хотелось больше. В этом же причина того, что я не пошла в лит. Какой писатель с четверкой по русскому языку? Приходится навёрстывать.

В-третьих, я не верю в образование в стиле: “просто читай” или “просто пиши”. В чтении важна осознанность и система анализа текстов. В письме регулярность и обратная связь. Тут тоже курсы помогают.

А вы что думаете? Учились чтению и письму во взрослом возрасте?

2024-18. Память, говори!


Вот и пролетел первый месяц моего самоназначенного декрета. Пока называю его “отпуском по уходу за внутренним ребёнком”. Где-то посередине закончился курс “Память, говори!” под руководством Анастасии Володиной и Марины Кочан. Это был мой первый вебинарный курс – с регулярными встречами. И самый тяжёлый. Но не из-за необходимости присутствия. Ни одного занятия не пропустила – хоть и боялась.
Во-первых, автофикшн всё ещё кажется мне довольно тяжёлым для чтения. Очень уж много в нём перерабатывается и переосмысляется травматического опыта. Поэтому домашнее чтение, которое я продолжаю, часто и во многом гнетущее. Для письма – это ещё сложнее. Тут и проблемы самораскрытия. И этические вопросы про других участников событий. И необходимость тот самый опыт переработать до той степени, чтобы не делать себе психотерапию за счёт читателя. Последнее мне кажется особенно важным. В некотором смысле более этичным из моей профессиональной психотерапевтической позиции. Не вижу смысла создавать в нашем мире что-то ретравмирующее читателей.
Во-вторых, ужасно не повезло с расписанием. Курс начался, когда я ещё работала с клиентами пн, ср, чт. Вебинары проходили по воскресеньям, а сдавать работы надо было в среду вечером. В итоге на интенсивную работу с текстом и у меня была половинка воскресенья и вторник с моими беременным врачами. В итоге я отрывалась на финальным рассказом по полной уже в декрете. Настолько, что к финальной версии меня уже тошнило от него. Я даже рада, что его не отобрали ни в “Пашню”, ни в “Юность”. Я смогу спокойно его доработать и выложить здесь или в папку рассказов для потенциальной рассылки в журналы. А то если всё, написанное на курсах, публиковать на курсах же, так и не будет никогда запаса.
В-третьих, я ужасно боялась Марины Степновой – финальной рецензентки. Накануне разбора мне даже приснился кошмар, как я сижу в аудитории-амфитеатре где-то в МГУ. За преподавательским столом сбокушку от кафедры Марина Львовна Степнова зачитывает список студентов с планами на обсуждение. И вот она доходит до меня и говорит: “Странно, что вообще тут разбирать. Написано хорошо, но бессмысленно, и история яйца выеденного не стоит”. Я даже не пугаюсь во сне. А только когда просыпаюсь. В реальности же все было хорошо. Несколько мест, которые можно поправить. И всё это даже не про стиль, а про концепт. И, в целом, дело вкуса.
Очень рада, что выиграла себе скидку на этот курс. И решила не отменять его. “Память, говори!” – это не просто очередной тематический курс. А целое терапевтическое упражнение, полезное всем авторам, опасающимся критики. Потому что тут особенно сложно сделать шаг от текста, прежде чем показать его читателю. Перестать склеивать текст-себя-автора. Пусть критика летит мимо личности. А ошибочные интерпретации воспринимаются не ошибочными, а расширяющими. И упражнение это на максималках – потому что если делаешь текст из своей истории, то именно это отстраняющееся движение сделать сложнее. И может казаться, что читатели оценивают не текст, а всю твою жизнь. Отстранение необходимо не только, чтобы сберечь хрупкое писательское эго, но ещё, чтобы текст вышел всё-таки художественным. Найти тональность, рамку, метафору проще, если не пытаешься рассказать последовательную историю из своей памяти. У меня получилось.
Приходится признать, что в результате этого отвлечения , я не закончу свою странную повесть до встречи с малышом. Но всему своё время.