То, что даётся мне в рисунке растений лучше всего – это устанавливать отношения. Я волновалась, как же буду доделывать дома кустик гвоздики, из которого выбрала несколько цветов для иллюстрации. Как я их потом узнаю? Но в реальности с этим не было проблемы. Я узнала их как старых друзей в окружении семейства. Вроде все похожи между собой, но не настолько чтобы перепутать. И те четыре, которых я рисовала отдельно, перекочевали в декоративную композицию “а что если без деталей – чистое впечатление от кустика целиком”.
От этого мне сложно работать с формой. В отношения я включаюсь телесно, тактильно, движением. Я ищу прикосновение к растению такое,которое выразило бы все мое отношение и его суть, а потом пытаюсь передать это на листе бумаги. Там так не работает. Нужно перекодировать телесность в зрительное восприятие с его диктатом перспективы, света-тени, цветов. Лепесток который я бы гладила от сердцевины до кончика, в плоскости рисунка может занимать совсем мало пространства – совершая свое поглаживание, я смотрю прямо на него. А чтобы заглянуть в сердцевину, нужно привстать. Воображаемый зритель не может привстать. Он будет смотреть на рисунок с плюс минус моей точки воззрения, едва меняя положение относительно листа, даже если привстанет. Для заполнения этого маленького кусочка пространства лепестка потребуется совсем другое движение, возможно, совсем не гладкое, а колкое. А колючки и пушинки чертополоха наоборот придется проглаживать. А в движениях этих, сугубо для рисунка, будет гораздо больше меня: технически или просто меня, без какой бы то ни было романтики.
Хорошо, что сейчас я хотя бы замечаю, откуда берутся все линии в моей голове. Раньше я совсем не понимала и думала, что у меня какое-то расстройство восприятия и из-за этого я совершенно не создана, чтобы рисовать.
При этом отбросить контактность совсем не выйдет. В ней же моя сильная сторона. Руками я много мудрее, чем глазами. В воскресенье рисовала чертоплох. Он, правда, в последствии оказался васильком, дома распрямил стебли, околючился, а теперь и вовсе выбросил семена в мой монитор. В этом чертополохе-васильке я вовсе не подозревала спиральности и округлости подсохших лепестков, пока не взглянула на собственный рисунок. И вот оно – то сложное впечатление, которое захватывает, когда я смотрю в его сердце.
Отбросить ее не выйдет еще и потому, что тогда занятие потеряет для меня смысл. После двух недель рисунка, думания о рисунке и восприятия мира под этим углом, я очень ясно вижу, как проявляется в нем моя жажда быть свидетелем жизни и сохранять ее для себя и других, отодвигая границу смерти. Помнить можно только впустив в себя. Этим же для меня отличается долгосрочная терапия от краткосрочной. При длительном контакте невозможно избежать этого запечатления и отражения другого во мне и меня в другом, которое происходит, какого бы направления не придерживался психотерапевт. Рисунок растений подводит к глубокой краткосрочной работе. Полевой цветок необратимо изменится с большой вероятностью до того, как рисунок будет завершен. И на листе останется отпечаток моей памяти. Тень всполоха нашего контакта. Continue reading →
