Мой маленький адок не то, чтобы закончился. В нем наступил небольшой перерыв-затишье. Мне сделали в понедельник плановую операцию – ничего страшного, я уже заживаю. И пока я в больнице, я взяла себе моральный отпуск от разверзнувшихся вокруг хлябей неблагополучия.
До пятницы я тут. Я выстроила себе идеальную рутину. Я ем больничную еду. Затем слушаю одну-две главы аудио-книги, прогуливаясь по коридору гинекологического отделения. 87 шагов в одну сторону, 89 в другую. Никак не возьму в толк, как так выходит. 99 шагов, если завернуть в холл – в какую сторону не важно. Ходьба способствует заживлению органов малого таза, книга – нервной системы. На стенах – ботанические иллюстрации. В вазе – живые цветы. Все белое – цвета какао с молоком. Только плед на пододеяльнике насыщенного темно-изумрудного цвета. Потом я сажусь в холле – там удобнее спинка кресла – и смотрю серию сериала. Потом чуть-чуть рассматриваю букет. И снова иду слушать книгу. Так по кругу, пока не принесут еду. Разум становится чистым и спокойным. Высчитываю телом наименее болезненную траекторию движений и покоя. Если слишком долго любоваться на букет, можно случайно задуматься, как там муж в больнице, как там кот дома, как жить ближайшие пару недель. Это пока слишком для меня. На пять дней похождения Геральта, приключения Бэтвуман и 87-99 шагов для меня важнее всего на свете, как и цветочные лепестки.
Самый нелепый и необходимый отпуск в моей жизни.
Цфат. Бело-синий город. Окруженный хвойными лесами. Смотришь на них и думаешь: “Раньше их тут не было. Все эти кедры и сосны. Их колючки под ногами. Всё – результат деятельности человека. Плоды трудов чьих-то рук. Хотя кажется, что стоят они тут вечно. Кстати, куда деваются шишки?”. Continue reading →
Неделя, как неделя. Идет своим чередом. В понедельник открыли осенний сезон игрулек. Играла с мужчинами в Манчкин. Один раз проиграла Лексу, другой – Егору. Утешалась израильскими финиками.
Потихоньку перебираю фотографии из Израиля. И вспоминаю с удовольствием, как путешествовали. Особенно еду.
2019.09.27
Кажется, я попала в рай, потому что тут хумус и фалафель почти в каждой забегаловке. Я их люблю и я их ем, несмотря на мои ограничения, выданные Дашей Кутузовой.
А еще тут гранаты. Огромные плоды висят на деревьях. Некоторые уже лопнули под напором алого семени изнутри и сохнут, подъедаемые муравьями и птицами. Но это не те гранаты, к которым я привыкла.
Сначала я подумала, что мне продали поддельный гранатовый сок. Вместо свеже выжатого – магазинный, с сахаром. Но нет. Тут именно такие гранаты: сладкие, без терпкости, с полупрозрачным алым соком. Как артериальная кровь в противовес привычной темной и густой венозной. Наверное, из таких вино должно получаться без добавления сахара.
Спойлер. И получается. Даже портвейн.
Очень мне понравился флешмоб в фейсбуке у Кати Лаенко. ” Тебе букву, а ты на нее пишешь 5 слов. Про то что любишь, а не просто так”. Потому что поговорить про любимое всегда приятно. Процесс припоминания наполняет приятными переживаниями, а тут еще и среда, когда я делюсь позитивом…
То есть все гладко и ресурсно выглядело чисто теоретически. Но когда Катя мне выдала букву “н” в голове заиграла “Ностальгия” Хулио Иглесиаса и больше Ничего. В моей голове не было Ничего любимого на “н”. Ничего, в общем, тоже ничего. “Настоящему буддисту никогда нигде ничто”. Но я-то не буддист.
Потом я вспомнила слово “Ноктюрн”. Но как назло, не то чтобы не люблю ноктюрны, но даже вспомнить не могу ни одного. Кроме того, что у Маяковского “А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?” Я даже стихотворение это не люблю, только эту фразу! “Какой ужас, – думала я. – Неужели я Не люблю Ничего На букву “Н”. НичегошеНьки Нет”. И в мыслях моих все “Н” выделялись заглавными буквами вот прямо так, как я написала.
А потом я вспомнила, что у меня мужской Нос. “Хм, я люблю свой нос!” – обрадовалась я. Я узнала, что он мужской, совсем недавно. Я люблю очки без ушек для носа. Такие, чтобы легко закинуть на лоб, не обдирая волос. И долго не могла подобрать себе ничего, пока не начала примерять мужские очки. Женские ужасно узкие и встают на лице торчком. Хотя, если сравнивать с мужчинами моей семьи, то нос у меня очень даже узкий, относительно прямой и даже аккуратный. А еще я в него нюхаю. И то, что сегодня Burberry London как-то особенно уютно и сливочно на мне звучит, я знаю именно благодаря ему (а еще чуть-чуть благодаря обонятельным луковицам и коре головного мозга и много чему еще, но главное на букву “н”, то есть нос).
“Фуф, хотя бы Нос Нашелся”, – подумала я. И тут же вспомнила про Носки. Я люблю носки. У меня их целый ящик и они туда не влезают. Все разные. Со странными рисунками из аниме и картин любимых художников. И классические капроновые с кружавчиками вместо резинки. Или просто толстые, колючие, шерстяные, которые я ношу вместо тапочек на всяких группах и зимою дома. А еще носки прекрасны тем, что являются воплощенным стремлением к изначальной цельности. Если бы я была Аристофаном и обсуждала вопросы любви за обедом с Сократом и другими учеными мужами , я бы представляла древних андрогинов парой носок, которых закрутило в барабане стиральной сансары, и вот теперь пойди разбери, кто твоя пара, а кто – нет. Особенно если все носки в барабане сансары были черными, мужскими, 42 размер. Любите ли вы разбирать 10 пар черных носок после стирки, как люблю это я? И пять маленьких инсайтов: “Ах, вот же ты! Ну иди к своему любимому”. Это если повезет.
И чем дольше я думала о любимых носках, тем больше во мне было Нежности. Нежность я тоже люблю. И она на “н”. Это то чувство, которое я раньше путала с умилением и иногда даже жалостью. А теперь делаю так много реже. Потому что нежность, это когда при взгляде на что-то или кого-то вдох становится очень глубоким, а выдох – слегка свистящим. В груди что-то отогревается. Язык во рту начинает чуть больше расслабляться, чем обычно, а я начинаю говорить смягчая шипящие и жужжащие звуки. Объект нежности немедленно хочется обнять и крепко-крепко к себе прижать. Но выученная аккуратность останавливает и приходится чувствовать шипящие во рту и что-то теплое в груди.
Настурции – очень нежные цветы. В детстве нам задали что-то вырастить на природоведении. И я растила настурцию. Из семян, похожих на скукоженные горошки. Я посадила их на даче и даже забыла куда и что. А потом вдруг увидела фигурные листья и яркие цветы. Будто они появились за одну ночь. Так, конечно, не было. И настурция долго и невзрачно росла, пока я думала, что ничего не вышло. Лет пять назад Морвиль научила меня, что цветы настурции – классная приправа. По крайнее мере в салат. Ароматная и по вкусу похожая на смесь горчицы и хрена. Поэтому теперь я люблю настурцию не только за потрясающую форму цветов и их яркость, но и за вкус.
А еще на букву “Н” начинается имя моих мамы и папы. Нина и Николай. У нас непростые отношения. Я сильно похожа на них в мелких привычках и сильно отличаюсь во взглядах. А поскольку мы редко обращаем внимание на то, что хмурим лоб одинаково, но больше говорим о жизни и политике – иногда искрит. Или я молчу, чтобы не искрило. Но все равно очень их люблю.
А на фотографии – мой друг Нагвальчик. Он долгое время выполнял на моем алтаре роль Короля Зимы. Что странно, потому что, кажется, он гепард или кто-то вроде этого. Но тут уж каков человек, таков и Нагваль.
В общем, если кому-то нужна буква для любимых вещей от меня и нагвальчика, вы не стесняйтесь, спрашивайте. Только нежно.
(продолжаю владимирские записки из тех, что не выложила ещё)
При входе в подъезд апартаментов, где нас поселили – дивная клумба. Лилии множества оттенков и, к счастью, не слишком пахучие. Солнцеликая календула, с пряно-травяным запахом. Бархатцы. Уже кое-где красные георгины, с маленькими и очень правильной формы бутонами. И куча всего, чему не знаю названий. И маленькие белые цветочки, которые по утрам пахнут медом так, что сбивают с ног не хуже меда перебродившего. При этом я рисую сорняк, который добыла где-то на задворках парковки. Нежно называю его про себя полынью. Полынью он не пахнет, но очень уж похожи листья. Они завораживают меня. Напоминают многопалые худые руки с корявыми суставами. А цветы облепляют гроздьями побеги, зеленовато-белые, желтеют, когда подсыхают.
К утру – добывала-то я ее в ночи – на “полыни” обнаружилась толпа мелкой белесо-зеленой мошки, подозрительно похожей на тлю. Маленькая армия стала захватывать мои кисточки, карандаши и краски. Хвала богам, что растения в доме – только нарисованные и кованые. На этом фоне моя полынь демонстрировала буйство жизни.
В общем, злилась я на букашек. И неловко было, что натащила в дом дряни. И обзор загораживали на тонкий стебель. И отвлекали. И заселяли пенал с карандашами и красками. Но мое отношение переменилось, когда парочка обустроилась на карандашом наброске. Я залила его водой, бумага вздыбилась. Но ползали они аккурат по цветочкам и вдоль стебля. Я приняла такое поведение за признание моих изобразительных способностей и решила, что так они мне указывают, где композиция лучше. Перед отъездом с лёгкой нотой печали прощалась со светло-зелеными ребятами. И с малиново-бурыми листьями с серебряной подложкой. Вылитая вода, настроянная на стебле и засохших листьях, стала похожей на чай, а пахла как раз полынью.
Раз уж завела вчера разговор про косметику, буду продолжать.
В общем, пришла моя посылка с iherb с самым удачным и не удачным одновременно средством. Румяна Physicians Formula, которые Butter Blush, на моей коже оказались никакими ни румянами, а скорее пудрой. Текстура очень приятная и хорошо ложащаяся на кожу, без всяких неприятных ощущений. При этом слишком мягкий оттенок, а другие еще светлее и мягче. Зато у них совершенно дивный аромат. Вот хоть используй вместо духов. Таинственный карбиский запах.
В прошлогоднем путешествии меня донимали разные ароматы. Будто бы убитое хроническим московским насморком обоняние вернулось и на меня нахлынуло. При этом все фруктовые отдушки мне казались маракуйей, а все ванильное – кокосом. Такая вот маракуйя обонятельного мозга.
И в это самое вернувшееся обоняние упорно впивался запах, который я не встречала нигде раньше. Особенно на пляже. Как сливочное масло, кокос, медовые цветы, ваниль и что-то цитрусовое, но все вместе и ни что в отдельности. Ближе к середине путешествия я нашла источник. Цветы франжипани. Те самые, которые рисуют на гавайских открытках, вывесках спа салонов и почти всех средствах от солнца, что были доступны в ближайшем сельпо. Видимо, поэтому на пляже запах становился настолько сильным. Сами цветы пахли едва заметно. Цвели они высоко, но разок я встретила бутон, упавший в зарослях у дороге и восторженно носился с ним весь день и вечер.
То, что даётся мне в рисунке растений лучше всего – это устанавливать отношения. Я волновалась, как же буду доделывать дома кустик гвоздики, из которого выбрала несколько цветов для иллюстрации. Как я их потом узнаю? Но в реальности с этим не было проблемы. Я узнала их как старых друзей в окружении семейства. Вроде все похожи между собой, но не настолько чтобы перепутать. И те четыре, которых я рисовала отдельно, перекочевали в декоративную композицию “а что если без деталей – чистое впечатление от кустика целиком”.
От этого мне сложно работать с формой. В отношения я включаюсь телесно, тактильно, движением. Я ищу прикосновение к растению такое,которое выразило бы все мое отношение и его суть, а потом пытаюсь передать это на листе бумаги. Там так не работает. Нужно перекодировать телесность в зрительное восприятие с его диктатом перспективы, света-тени, цветов. Лепесток который я бы гладила от сердцевины до кончика, в плоскости рисунка может занимать совсем мало пространства – совершая свое поглаживание, я смотрю прямо на него. А чтобы заглянуть в сердцевину, нужно привстать. Воображаемый зритель не может привстать. Он будет смотреть на рисунок с плюс минус моей точки воззрения, едва меняя положение относительно листа, даже если привстанет. Для заполнения этого маленького кусочка пространства лепестка потребуется совсем другое движение, возможно, совсем не гладкое, а колкое. А колючки и пушинки чертополоха наоборот придется проглаживать. А в движениях этих, сугубо для рисунка, будет гораздо больше меня: технически или просто меня, без какой бы то ни было романтики.
Хорошо, что сейчас я хотя бы замечаю, откуда берутся все линии в моей голове. Раньше я совсем не понимала и думала, что у меня какое-то расстройство восприятия и из-за этого я совершенно не создана, чтобы рисовать.
При этом отбросить контактность совсем не выйдет. В ней же моя сильная сторона. Руками я много мудрее, чем глазами. В воскресенье рисовала чертоплох. Он, правда, в последствии оказался васильком, дома распрямил стебли, околючился, а теперь и вовсе выбросил семена в мой монитор. В этом чертополохе-васильке я вовсе не подозревала спиральности и округлости подсохших лепестков, пока не взглянула на собственный рисунок. И вот оно – то сложное впечатление, которое захватывает, когда я смотрю в его сердце.
Отбросить ее не выйдет еще и потому, что тогда занятие потеряет для меня смысл. После двух недель рисунка, думания о рисунке и восприятия мира под этим углом, я очень ясно вижу, как проявляется в нем моя жажда быть свидетелем жизни и сохранять ее для себя и других, отодвигая границу смерти. Помнить можно только впустив в себя. Этим же для меня отличается долгосрочная терапия от краткосрочной. При длительном контакте невозможно избежать этого запечатления и отражения другого во мне и меня в другом, которое происходит, какого бы направления не придерживался психотерапевт. Рисунок растений подводит к глубокой краткосрочной работе. Полевой цветок необратимо изменится с большой вероятностью до того, как рисунок будет завершен. И на листе останется отпечаток моей памяти. Тень всполоха нашего контакта. Continue reading →
Я соблазнилась приглашением Вики Ашихминой и сходила на занятия “Рисуем растения” у Маши Екимовой. Не считая кружка росписи по дереву и уроков рисования в младшей школе, – это мой первый опыт научиться чему-то в рисунке у кого-то. Пока что мы знакомились с материалами и делали первые наивные, без инструкций, рисунки “как получится”. Я рисовала бутон хризантемы и семечко-крылатку. Пояснение, чтобы вы не перепутали с одуванчиком и кабачками-мутантами на картинке :Р Пока не ставлю особых целей и задач – я точно не планирую становится художником. Зато рисование приносит мне много удовольствия и сил, а контакт с растениями – любимый и легко получаемый внешний ресурс. Поэтому я решила, что курс поможет мне провести хорошо время, заполняя пустоту от сериалов, количество которых я сокращаю в своей жизни. А мозгу будет полезно освоение новых навыков.
Пока мне нравится. Пробовать разные материалы, разглядывать растения, трогать листочки бумаги и все тех же растений. Еще я пошла на занятия с Егором, поэтому отдельное удовольствие – последующее обсуждение.
Терапевтическое мышление, кажется, уже никуда не деть, поэтому за первое занятие узнала много нового не только про материалы, но и про себя.
1. У меня все еще странные отношения с ясностью. Ловлю себя на том, что когда Маша говорит: “Если хочешь добавить деталей…”, – я напрягаюсь и хочу куда-нибудь деться. Детали слишком четко и ясно покажут мое видение. Это угроза и вызов. Как отреагируют окружающие на мой взгляд на мир? Может быть он неправильный и меня осудят? А каково мне самой смотреть настолько пристально в себя и свое восприятие? Следуя за своим страхом, я бы хотела рисовать общими мазками, без деталей, как на японских рисунках цветов тушью и акварелью. Только общее впечатление, только легкое касание.
2. Геометрические задачки все еще пугают меня. Я легко берусь за сложные объекты с осевой симметрией или за одиночные листочки, но собрать стебель суккулента и его листочки в пространстве – сверхзадача. В памяти всплывает, как я пасовала перед 3d-геометрией и была в ужасе от эскизов в черчении. Изобразить плоские срезы – пожалуйста. 3d модель – страх и трепет. И помимо травматических воспоминаний об уроках геометрии и черчения, я упираюсь в переживание невозможности сделать что-то, что другим дается легко. Будто бы на месте, где у других конечность, у меня пусто, и в голове отчаянный вопрос: “Каким местом вы это делаете?!” Думаю, если преодолеть это чувство и придумать, как двигаться в эту сторону, навык видения пространства можно развить. Но тут очень важно не пережать.
3. В первый день мы пробовали всякие материалы. Я рисовала карандашами и акварелью. И вот до сегодняшнего вечера надо выбрать, в чем дальше двигаться в рамках занятий. Вообще, я всю жизнь мечтаю научиться рисовать акварелью. У меня где-то на верхних полках целая стопка тематических журналов хранится. Мне ужасно нравится ощущение того, как кисточка движется по бумаге. Само ощущение свободы в руке. Переход от тонкого к толстому, регулируемое нажатием и углом. И тут все равно – акварель, акрил, гуашь или вовсе лайнер с встроенной кисточкой. Но карандашом настолько лучше получается. Проще организовать время и место для практики. И Маша говорит, что она его лучше понимает и чувствует. И вот я наблюдаю, как отступаю. Решиться или нет? Как вы вообще такие выборы совершаете? Когда есть мечта, и очевидно, что куча фрустрации на пути к ней, и желание, которое видится более достижимым и удач на пути будет больше? А деятельность в самом начале освоения и, очевидно, что количество промахов и разочарований будет сильно влиять на процесс. Continue reading →
Очень медленно разбираю фотографии из поездки. И это приятно – есть возможность посмаковать.
Смотрю на фото и думаю о том, как незаметно меняется мир. Знаете ли вы, что бугенвиллию – эти странные то ли кусты, то ли лианы, то ли деревья с яркими цветами, у которых лепестки похожи на листья – европейцы узнали только в 18 веке. В Южной Америке. А сейчас сложно представить средиземноморье без этой красоты. Кажется, цветы эти есть какого угодно оттенка от холодного белого до слоновой кости, от теплого алого до ядовитой фуксии, множество вариантов оранжевого и розового. Continue reading →
Москва встретила запахом протекшей бухи (еврейской чачи из инжира, ох, не те духи назвали Philosykos), сверхвежливым официантом во Фрайдис и съемками кино в Шереметьево. А Медведково пахнет цементной пылью и цветением, все чертовски зелено и летит тополиный снег. Цветут тюльпаны, ландыши, ирисы, сирень. Только во дворе нашла пять сортов – у каждого свои лепестки и свой запах, а я интуитивно снимаю ту, что пахнет крепче, будто фото передаст аромат. Пора расчехлять любимые сиреневые духи. Одуванчики уже отжелтели свое. И рядом с их пушистыми головами кое-где торчит цветущая яснотка. Необъяснимо люблю эту подделку крапивы. На подоконнике за время моего отсутствия дозрели все кумкваты и в конец озверели фиалки. Это, наверное, потому что в Москве время течет странно – только что проснулась рано-рано без будильника и вот уже вечер и я куда-то поаздываю.
От обилия зеленого захватывает дух. Если Москва вам кажется серой – езжайте путешествовать в пустыню. Там и так мало что выживает, а что выжило – присыпано песком.
Наш сайт использует файлы cookies, чтобы улучшить работу и повысить эффективность сайта. Продолжая работу с сайтом, вы соглашаетесь с использованием нами cookies и политикой конфиденциальности.
